Людмила Поргина никак не может найти общий язык с руководителем Ленкома Марком Варшавером. Вдова Караченцова в полном отчаянии. Woman’s style артистка призналась: ее посещают самые темные мысли.
- Я очень плохо себя чувствую: живу на антидепрессантах, - вздыхает Поргина. – Это страшные таблетки, но без них я не могу. Поймите, я оказалась в такой ситуации, которую здоровый мужик не осилит! Только и думаю, как бы не сойти с ума от того ужаса, в котором оказалась. Невозможно так издеваться над человеком! Мне же 74 года!
- Меня заставляют каждый день ходить в театр на репетицию спектакля, в котором у меня нет даже роли в массовке, - вздыхает артистка. – Я прихожу и смотрю, как играют другие актеры. Каждый день! Это так унизительно! Я очень страдаю! Мне сказали, что я должна работать сорок часов в неделю. Инна Чурикова сейчас болеет, Люда Зорина – они тоже должны 40 часов в неделю работать в театре, но они не приходят и получают зарплату. Есть масса таких людей! Почем такое ко мне отношение? Я прихожу в театр, а меня начинает трясти! Разве это нормально? Когда выходу на сцену в массовке, слышу голоса своих друзей – Сашки Абдулова, Олежки Янковского... Если бы они были живы, не позволили, чтобы со мной так поступали. Но их нет: за меня не кому заступиться. Хотя актеры меня любят. Я сижу на обеде, они ко мне подходят, целуют меня. Им неудобно передо мной, но они ничего не могут поделать! Марк Варшавер так решил!
- Раньше Ленком действительно был наш домом, - говорит вдова Караченцова. - А что сейчас?
- Я буду разговаривать с Франдетти (новый режиссер Ленкома – авт.), - заявляет Поргина. – Он сейчас как раз начинает осваиваться. Скажу ему, что есть же предел унижений и оскорблений. Я проработала в театре 37 лет до Колиной болезни. Да и потом не отдыхала, а боролась за его жизнь. Почему такое неуважение ко мне? Только из-за того, что я заявила, что театру нужен режиссер? Так я действительно так считала!
- Все, что творят со мной, напоминает фашизм, 37-й год! - вздыхает Поргина. – Я могу выпить снотворное и умереть на репетиции. Но я – верующий человек. Я не могу себя убить! Знаете, я нахожусь в таком состоянии, что просто не передать словами. Хочется бежать по Тверской и кричать: «Помогите, помогите!». Жаль, Варшавер не понимает, что нельзя унижать людей – за этот счет еще никто не поднялся.